Просто воспоминание.

Несостоявшийся дебют.

Кто в детстве не мечтал сняться в кино? Вот и я туда же. В родном сибирском поселке, в середине прошлого века кино, как и прогнозировал вождь мирового пролетариата Владимир Ильич Ленин, стало самым массовым из искусств. Каждый вечер в доме культуре показывали фильмы, и я старался не пропустить ни одного. По классификации сверстников киношка делилась на три вида: про войну, про любовь и иностранные, последние были предпочтительнее, но, как правило, они проходили под строгим запретом «до 16 лет». Директор школы ревностно следил за нравственностью учеников, а вот сердобольный билетер впускал нас в зрительный зал, когда гас свет. Беззаботные и изящные француженки, томные полногрудые индианки и эксцентричные бесшабашные американки резко контрастировали с экранными советскими труженицами, и я втайне завидовал киношным героям, покорявших сердца красавиц. Возможно этим и привлекала меня актерская стезя, а еще мне нравились истории как некоторые актеры попадали в кино совершенно случайно и становились звездами мирового экрана. Мечтать всегда приятно, но от грез до их воплощения в жизнь дистанция огромного размера!
А еще в детстве мне нравились монеты, но не обычная мелочь с гербом на аверсе и с цифрами номинала на обороте, а монеты с изображениями. Однажды, в родительском сундуке я нашел два серебряных полтинника с молотобойцем. На них могучий кузнец размахнулся огромной кувалдой что бы ударить по раскаленной заготовке, лежащей на наковальне, взметнув новый сноп искр раскалённого металла. Творение мастеров раннего советского времени представлялась неким чудом и хотелось поделиться с друзьями своим открытием. Однако мама строго-настрого запретила болтать о находке, поведав жуткую историю, как в 30-е годы нашего дальнего родственника за хранение серебряных полтинников посадили в тюрьму. В каталажке мне сидеть не хотелось и долгими зимними вечерами я тайком доставал семейные сокровища из сундука и любовался запретным плодом в полном одиночестве. Это неуемная страсть к монетам, как памятникам медальерного искусства, в конечном итоге и определила мою профессию.
Как-то незаметно пролетели шестьдесят лет. Защитив кандидатскую диссертацию по истории средневекового денежного обращения Семиречья, я несколько лет преподавал нумизматику в университете, издал десяток монографий, воспевая красоту и научную ценность древних монет, а с уходом на пенсию открыл собственный антикварный салон. И вот тут-то и сбылась моя детская мечта. В один из летних дней в наш салон зашла молодая девушка, она долго и внимательно рассматривала интерьер, а потом задала тот самый долгожданный вопрос:
– Вы не хотели бы сняться в кино? Я ассистент режиссера фильма «Эки Баатыр». Если вы согласитесь, вам предстоит сыграть роль антиквара, ходить никуда не надо, мы можем снять этот эпизод прямо у вас.
По сути мне предлагалась изобразить самого себя – эксперта нумизмата, оценивающего старинную золотую монету. В сценарии прописан диалог антиквара со сдатчиком средневекового артефакта. Повертев в руках принесенную реликвию, нужно изобразить восхищение находкой, сказать пару слов о ее уникальности, что таких монет нет ни в Эрмитаже, ни в Лувре, и что это достояние республики, которое должно храниться в историческом музее. Простенький текст на пол странички и две-три минуты экранного времени. Я выучил слова текста и весь вечер накануне упражнялся в мимике перед зеркалом.
В назначенный день в салон нагрянули киношники, на удивление их оказалось слишком много, кроме оператора и его помощника, вокруг суетились молоденькие девушки и парни. Режиссёром оказался мой знакомый Руслан Акун, который снимал меня в документальном фильме об археологических раскопках Таш-Рабата. Перед началом мы с главным героем несколько раз отрепетировали наш диалог. Режиссёр сказал, что можно начинать, симпатичная девушка ударила хлопушкой и заработала камера. Мой напарник, войдя в образ, небрежно извлек из кармана золотой кружок, ударом большого пальца подбросил его вверх, а поймав, протянул мне.
– Можете оценить на сколько сомов она потянет?
Тут я впервые увидел «монету». Мастер, изготовивший реквизит, видимо и понятие не имел как выглядели средневековые монеты, и не особо усердствовал в изготовлении артефакта. На позолоченном или подкрашенном под золото толстом кружке проглядывал контур животного, что-то среднее между конем и крокодилом, а на обороте столь же небрежно начертаны закорючки, имитирующие легенду. Я потерял дар речи. Пауза затянулась, и Руслан остановил камеру.
– В чем дело? – обратился ко мне режиссёр, – вы что слова забыли?
– Нет я хочу спросить, а нельзя ли поменять монету.
– А чем вас эта не устраивает?
– Вы поймите, если в кадре, где мелькает это убожество, а я назову его уникальным, надо мной будет потешаться весь научный мир. Мои статьи по нумизматике изданы в нескольких странах. Давайте я достану из коллекции серебряный чагатайский динар, вы его покрасите под золото, это будет правдоподобно. Он красивый с изящной выписанной легендой и тамгами, хотя их чеканили в серебре, но для подарков, гипотетически могли изготовить и в золоте.
– Это невозможно, мы уже сняли эту монету в нескольких эпизодах где она фигурирует крупным планом. Давайте попробуем еще раз, – настаивал режиссёр.
Вновь щелкнула хлопушка, но переданный мне в руки реквизит вторично вызвал реакцию противоположную должному восхищению. И этот дубль оказался испорченным, вот тут-то я понял, что не смогу на камеру назвать шедевром эту современную подделку.
Заминка длилась недолго. Режиссёр позвонил народному артисту Кыргызстана Анатолию Адали, и выслал за ним машину. Профессионал, пару раз прочитав текст, сел в мое кресло, взял в руки лупу, и разглядывая «убожество» великолепно сыграл удивление и восторг.