Рассказ "Возвращение княгини", Опубликованный В Журнале "Литературный Кыргызстан" №1 2022 Г.

Возвращение княгини
Эта история произошла, когда я только входил в антикварный бизнес, арендуя небольшой уголок в одном из первых коммерческих магазинов в Бишкеке с гордым названием «Престиж». Частное предприятие по продаже элитной одежды и ювелирных украшений с красивыми и вежливыми продавщицами, одетыми в белоснежные кофточки, переживало не лучшие времена. Это поначалу жители города дивились уютом салона, изобилием импортных вещей, культурным обслуживанием и заходили толпами поглазеть на образчик западной жизни. Кризисные нулевые вносили коррективы в предпочтения покупателей, и они не спешили отовариваться в престижном бутике, а выбирали оптовый рынок «Дордой» или вошедший в моду second hand. Ювелирный отдел магазина прогорел одним из первых, и его площади предложили мне для комиссионной торговли. Радовался я безмерно, поскольку до этого ютился в книжном магазине, сгрудив свой товар на четырех квадратных метрах. По профессии горный инженер, имея небольшой опыт коллекционирования монет, в лихие девяностые, оставшись без работы, я переквалифицировался в антиквары. Мои более чем скромные познания в искусствоведческой сфере компенсировались уверенностью в суждениях, что позволяло сойти за профессионала. Учиться приходилось по ходу деятельности, накапливая информацию не только об оценке сдаваемых вещей, но и о времени и технологии их изготовления. Эмиграционные волны, вызванные ежегодными изданиями указов о переходе хозяйственной деятельности на государственный язык, поддерживали постоянный приток комитентов, распродающих фамильные реликвии перед выездом за пределы республики. Но и те, кто уезжать не планировал, оставшись без работы в связи с ликвидацией сотен предприятий, предлагали на продажу оказавшиеся вдруг ненужными иконы, картины и прочие ценности. Так что недостатка в ассортименте не наблюдалось.
Очередной посетитель лет пятидесяти, остававшийся у прилавка, суетливо покопавшись в большой сумке, извлек крупные свертки, в несколько слоев обмотанные старыми газетами. Судя по тому, как мужчина поспешно срывал бумагу, подумалось о его неотложной потребности в деньгах, вынуждающей выносить из дома ценные вещи. Освобожденные от обертки парные аляповатые статуэтки пастушка и пастушки, видимо, украшали в начале двадцатого века интерьер немецких бюргеров среднего достатка. Осматривая фигурки, я обратил внимание, что у пастушки приклеена голова, а у пастушка аккуратно восстановлена рука.
– Трофейные, – подтвердил мои догадки комитент, – они стояли в немецком замке под Берлином. У вас найдется крутой ценитель на такие раритеты?
Нахваливать свой товар – в традиции клиентов. Часто, не зная цены фамильной реликвии, сдатчики рассказывают одну и ту же байку, как некий иностранец предлагал за нее кругленькую сумму, но тогда они не бедствовали и отдавать вещь не захотели. Сейчас обстоятельства поменялись и вынуждают расстаться с реликвией.
– Ну, это вы хватили через край! Еще скажите, они украшали апартаменты фюрера! Должен вас огорчить: битый и клееный фарфор коллекционеры берут неохотно, – сразу осадил я потенциального сдатчика. – Разве что недорого.
– Дешево и дурак продаст, а ты постарайся реализовать подороже, – фамильярно ответствовал мужчина, двигая статуэтки в мою сторону. – Где ты небитые найдешь? Их солдаты привозили с войны в своих котомках. Слышал о приказе маршала Жукова? Рядовым передовых частей в качестве поощрения позволялось из поверженного Берлина взять только то, что они унесут в своих вещевых мешках, офицерам – вдвое больше, ну а генералы вывозили добро полуторками, а то и вагонами. Ты не знал? Об этом раньше все рассказывали, даже анекдотец ходил о хитром солдатике, привезшем из Германии не одежду, часы или обувь, как другие, а чемоданчик с патефонными иголками. Потом к нему все жители города Фрунзе бегали за дефицитным товаром. Отец мой после войны любил по барахолкам прошвырнуться – как художник, он знал толк в антиквариате. Если найдешь покупателя, я тебе и другие трофейные вещички поднесу.
Последние слова обнадеживали. Попросив паспорт для оформления статуэток на комиссионную продажу, я узнал, что комитента зовут Валера и живет он неподалеку. С тех пор визиты его в наш отдел стали регулярными, после продажи фарфоровых статуэток Валера приносил различные предметы из мейсенских сервизов, столовое серебро и мелкие безделушки. С каждым разом он останавливался у прилавка все дольше, рассказывал, что работает в области архитектуры, расспрашивал о моих предпочтениях и хвалился доставшимся от отца наследством:
– Мой батя-фронтовик не считал коллекционирование трофеев большим пороком. В свое время фашисты разворовали все музеи на оккупированной территории. А сколько памятников культуры просто уничтожили, до сих пор не подсчитано. Война, когда убийством и грабежом занимаются целые страны, – грязное дело и, как говорили римляне, «горе побежденным». Потому, считаю, полученные по репарации немецкие ценности – лишь малая толика, компенсирующая понесенные советским народом утраты. Не понимаю, зачем Никита Сергеевич вернул Германии сокровища Дрезденской галереи, а что взамен из разграбленного возвратили Советскому Союзу?
– Позволю не согласиться, – возражал я, – закон во всех странах одинаков: похищенные ценности необходимо возвращать прежним владельцам.
– Одобряю, мыслишь ты благородно, но неразумно, – развивал свою теорию Валера. – Представь себе такую ситуацию. Неадекватный сосед умышленно подпалил твою дачу, в панике ты спасаешь свои пожитки и выносишь из огня книгу, которую взял у поджигателя почитать на досуге. Как поступишь? Обратишься в суд за компенсацией ущерба или побежишь отдавать книгу владельцу с извинениями, что она немного подгорела? Жестоко ошибается тот, кто надеется, будто благородство ценится по достоинству. Великодушные жесты воспринимаются как должное, а в ожидании новых подарков не предлагается ничего взамен. Я бы на месте Хрущева ни за что не стал отдавать «Сикстинскую мадонну». Германия, получив бесценный дар, на радостях составила длиннейший список утерянных ценностей с требованиями их возврата. Джентльменская Англия, кстати, двести лет не отдает ограбленным грекам фризы Парфенона.
– Думаю, ты прав, но путаешься в определениях, – пытался я его оспорить. – Если ты совершил добрый поступок и ждешь ответной благодарности или восхищения окружающих, то у такого так называемого благородства торчат маленькие ушки корысти. Платить добром за добро – естественная человеческая практика, впрочем, как и зуб за зуб, а вот слово «благородство» означает творить благие дела, часто инкогнито, по велению разума или воспитанию.
– Ты рассуждаешь как моя жена, она такая же идеалистка. А в картинах ты разбираешься? – неожиданно поменял тему работник архитектуры. – Надо одно полотно идентифицировать и оценить, только это строго между нами. – Валерий протянул мне цветное фото с изображением всадницы в черном платье и сопровождавших ее верховых спутников. Кавалькада скакала через тенистый парк к замку, купол которого виднелся в левом углу холста. Картина просто завораживала своей изысканной красотой, и прежде всего в глаза бросался грациозный скакун, а уже потом – столь же неотразимый образ юной наездницы.
Видимо, заметив блеск в моих глазах, Валерий спросил:
– Понравилась? Если есть свободные средства, могу уступить. Как думаешь, сколько она стоит? А найдешь покупателя – не обижу.
Мое знакомство с миром искусства началось в далеком детстве. Брат друга Сереги работал в сельском клубе, где писал киноафиши, но мечтал стать художником. Не размениваясь на всякие там эскизы и наброски, дома он рисовал брюлловскую «Всадницу». Репродукция из журнала «Огонек», аккуратно разлинованная на клеточки, служила ему моделью. По его амбициозному замыслу двухметровое полотно с юной наездницей должно было однажды предстать перед изумленными сельчанами как доказательство непризнанного пока таланта. Серега открыл мне тайну брата под большим секретом и раз в неделю показывал ход процесса. Клеточки на картине раскрашивались бессистемно, полностью уже просматривались голова лошади, личико маленькой девочки и часть пышной амазонки. Но всадница оставалась без головы. Возможно, таковой была манера художника или портрет наездницы у него не получался. Картина так и осталась незаконченной, брат Сереги женился и уехал в город, а я на всю жизнь влюбился в таинство живописи.
– О цене говорить рано, сначала надо выяснить, кем и когда она написана. По манере исполнения всадница со свитой напоминает картину Карла Брюллова или учеников его школы, – медленно и как можно увереннее заявил я, демонстрируя, что соображаю в старинных полотнах.
– Все может быть, – усомнился комитент, но, скорее всего, картина написана европейским художником, на ее обороте стоит вот такая печать, – он потянул аккуратно скопированный рисунок. В овале красовалась коронованная монограмма в форме латинской буквы F с упоминанием кайзера, короля и кронпринца. Этот знак собственности и стал отправной точкой для начала поисков автора картины.
Забив в интернете запрос о немецких художниках, я сразу наткнулся на Франца Крюгера, прозванного за мастерство в изображении лошадей «лошадиным мастером». Незатейливые сюжеты со сценами охоты, кавалеристов на прекрасных арабских скакунах изумляли скрупулезной проработкой деталей. Став придворным художником с титулом королевского профессора, он писал парадные портреты, с немецкой педантичностью вырисовывал многочисленные ордена и украшения. Как любимый художник Николая I, Франс Крюгер неоднократно посещал Россию и оставил в наследство около пяти тысяч портретов членов семьи российского императора и его приближенных. К большому сожалению, живописец не следовал современной традиции подписывать свои полотна, что заметно усложняло мои поиски. Сравнивая портретную галерею его картин, представленных в альбомах по зарубежному искусству с фотографией наездницы, я, говоря языком профессиональных экспертов, чувствовал руку мастера, но полная уверенность не приходила.
Вторая подсказка, оставленная художником, – это купол замка на заднем фоне картины. Его оригинальный запоминающийся облик с овальными окнами и ротондой, увенчанной статуей, помог определить, что всадница имеет непосредственное отношение к Шарлоттенбургу – дворцу, расположенному в окрестностях Берлина. Знаменитый архитектурный памятник в стиле барокко, презентованный прусским королем Фридрихом I своей супруге Софии Шарлотте, позднее превратился в излюбленную летнюю королевскую резиденцию с роскошным парком.
Во времена творческого взлета живописца Франца Крюгера прусским престолом владел Фридрих Вильгельм III. Рано овдовев, в преклонном возрасте он влюбился в представительницу древнейшего австрийского рода Гаррах Августу, моложе его на 30 лет. Вступив в морганатический брак с королем, молодая аристократка получила титул княгини Лигницкой. Прекрасная дама жила в замке Шарлоттенбург в покоях Фридриха Вильгельма III, но второй брак короля остался бездетным.
Собранные по крупицам данные из интернета вроде бы указывали, что автор картины – Франц Крюгер, а изображена на ней княгиня Лигницкая, но зернышко сомнений все же оставалось. Как у следователя из криминальных хроник, косвенных улик удалось собрать более чем достаточно, а вот прямых доказательств не нашлось.
Больше месяца пролетело в поисках за компьютером и в библиотеках. Я проследил жизненный путь плодовитого живописца Франса Крюгера, писавшего иногда два портрета в день и высоко ценившего свой талант. Только на гонорар за украсившую кабинет Николая I картину «Парад в Берлине» художник приобрел особняк, в котором и жил до конца своих дней. Особенно интересовала меня судьба Августы, княгини Лигницкой, так и не ставшей полноправным членом королевской семьи. В интернете отыскалось несколько великолепных портретов разных художников, увековечивших ее молодость и красоту. После смерти короля Фридриха Вильгельма III она ни в чем не нуждалась, много путешествовала и дожила до 73 лет.
Завершением поисков стала увиденная случайно дореволюционная цветная репродукция, расставившая все точки над «i». Подпись на обороте удостоверяла: Франц Крюгер, «Выезд княгини Лигниц в парке Шарлоттенбург».
После полученной информации и выданного письменного заключения Валера резко поднял стоимость шедевра. Теперь он просил найти покупателя за десять тысяч долларов.
Среди моих клиентов только один интересовался старинными полотнами. Бывший спортсмен, а ныне успешный предприниматель, владелец крупной строительной компании Оганес Аллавердов оформлял интерьер своего недавно построенного трехэтажного особняка. Я позвонил Валере и попросил разрешения привести клиента к нему домой. Встретила нас хозяйка, судя по царившему в комнате беспорядку, не предупрежденная о визите. Сняв несколько вещей, сушившихся на веревке в коридоре, она с извинением удалилась на кухню. Валеру бардак и нищета, творящиеся в квартире, нисколько не смущали, он водрузил картину в старинном элегантном багете на стол, небрежно скинув наваленную на него одежду. Усадив нас на продавленный диван, он сдернул простынку, закрывавшую полотно, и крохотная хрущевка озарилась светом. Тогда я впервые увидел картину живьем. Фотография не передавала и десятой доли того очарования, которое вызывало небольшое по размеру полотно. Сразу вспомнилось предложение купить его. Правда, для сбора такой суммы пришлось бы продать большую часть моей нумизматической коллекции. Аллавердов, как все восточные люди, решил поторговаться. Демонстрируя свою платежеспособность, он достал из кармана увесистую пачку долларов и, отделив примерно половину, небрежно бросил ее на стол.
Валерий повел себе неожиданно:
– Я хочу за нее двадцать тысяч.
Бизнесмен опешил и что-то стал бурчать себе под нос, видимо, непереводимые ругательства. Соединив разделенную пополам пачку долларов, он стал их совать Валере.
– Только за двадцать тысяч, – настаивал владелец картины.
Громко выматеревшись, уже по-русски, Оганес пошел к выходу.
Я сидел как оплеванный:
– Как же так, ведь цену оговорили заранее?
– Не понравился мне твой покупатель, – объяснил свое внезапное решение Валера. – Сует свои баксы, словно он крутой, а мы нищеброды. Я проконсультировался с одним антикваром, он пообещал, что если я доставлю картину в Москву, то получу сорок тысяч.
– Не выручить тебе за нее столько. Официальное разрешение на вывоз картины никто не даст, а контрабанду на таможне непременно конфискуют. Допустим, за взятку ты ее провезешь, а вот в столице тебя, как пить дать, шарахнут по башке дубиной и бросят в лесу на съедение воронам, – задумка с продажей картины на стороне мне очень не понравилась, и я предложил запасной вариант: – Вот если бы ты не противился возврату культурных ценностей их прежним владельцам, я бы мог сходить в немецкое посольство.
– Спасибо за наводку, так и сделаю, – съехидничал Валера, провожая меня к выходу.
Больше мы с ним не встречались. Спустя некоторое время мне позвонили из Министерства культуры:
– Вы занимались картиной со всадницей? Она действительно подлинная? Это точно Франц Крюгер, как вы написали в заключении своему знакомому?
– Спросите у него, – сердито ответил я чиновнице.
– Он умер, а его жена сказала, что вы делали экспертизу картины и подтвердили ее подлинность. Она решила презентовать ее немецкому народу.
– Насколько мне известно, владелец картины не разделял благородные принципы, а почему ее обязательно надо дарить? У нас с Германией нет соглашения о возвращении культурных и исторических ценностей. Если немцам картина дорога как память, то пусть ее выкупают.
– Ну это не вам решать, – перебила меня чиновница и положила трубку.
Дальнейшая история картины широко освещалась в прессе. Суть ее, рассказанная разными журналистами, сводилась к следующему: некто, пожелавший остаться неизвестным, безвозмездно передал полотно Франца Крюгера «Выезд княгини Лигниц в парке Шарлоттенбург» в посольство Германии в Кыргызстане. Однако писали больше о благородстве нашего правительства, возвратившего истинным поклонникам немецкого живописца бесценный шедевр. В качестве оснований для такого решения ссылались на соглашение о возвращении культурных и исторических ценностей государствам их происхождения, подписанное между странами Содружества в Минске. Мероприятие по возврату трофея проходило в Берлине с большой помпой в присутствии высокопоставленных руководителей департамента культуры ФРГ, оплатившего прилет делегации Министерства культуры Кыргызстана. Оставалось только порадоваться счастливому возвращению похищенной картины законным владельцам – музейному объединению «Фонд прусских дворцов и садов Берлина – Бранденбурга».
Примерно в те же дни к прилавку подошла пожилая женщина и протянула квитанцию:
– Посмотрите, осталось что-нибудь получать?
Несмотря на болезненный и осунувшийся вид, я узнал вдову Валеры:
– Здравствуйте, примите мои соболезнования. А что случилось? Он же нестарый.
– Инфаркт. Вечером радовался, говорил, что нашел покупателя на картину, а утром не проснулся. Вот я и решила отнести ее в посольство, нехорошо присваивать чужое, – женщина аккуратно сложила небольшую сумму в кошелек. – Спасибо вам огромное, а то моей пенсии на лекарства не хватает.