Прекрасный день
Приглашение посетить Санкт-Петербург стало для Марии Романовны, учительницы математики из кузбасского села Горбуновка, полной неожиданностью. Поздно вечером в сотовом телефоне высветился незнакомый номер, и сухой начальственный голос поинтересовался ее самочувствием. Кто звонит, пенсионерка не поняла, но стала подробно докладывать:
– Зимой немного приболела, простыла, наверное, а сейчас ничего, вроде оклемалась. У нас все гриппом хворали, может, и я эту заразу подхватила, – отвечала она, еще не догадываясь, кого так заинтересовало ее здоровье.
– Хочу пригласить вас в гости, не могли бы вы к нам прилететь? Билет я оплачу, – перебил учительницу нетерпеливый голос.
– Я не разобрала, куда в гости?
– В Питер. Не узнали? Это я, ваш племянник Сергей Плотников.
– Ой, Сережа! Да как же так, а с чего это? А на кого я кур своих оставлю? – запричитала Мария Романовна, не веря своему счастью.
Сергей, любимый и математически одаренный ученик, подавал в школе большие надежды, оттого и решил поступать в Бауманский университет, но, недобрав баллы, загремел в армию. Служил он в Ленинграде, где познакомился с миниатюрной аборигенкой, и домой не вернулся. Так и не получив высшего образования, он открыл свое дело, приносящее ему, как судачили в селе, немалый доход. У Сергея рос тринадцатилетний сын, унаследовавший фамильный ген привязанности к математике, и ему в скором времени предстоял экзамен в технический колледж. Отец, помня про свой промах, решил подстраховаться, воспользовавшись услугами тетки, доходчиво объясняющей решения сложных задач. Так сельской учительнице представилась возможность побывать в городе своей мечты.
Навязчивая идея увидеть северную столицу зародилась у Маши в раннем детстве под впечатлением от воспоминаний отца, воевавшего на Ленинградском фронте.
– Папа, расскажи о Ленинграде, – канючила она, усаживаясь к отцу на колени. И Роман Алексеевич в сотый раз пересказывал незатейливую историю, как перед возвращением в свою воинскую часть из госпиталя два дня осенью сорок четвертого ходил по освобожденному городу. Запомнились ему Невский проспект с величественными дворцами, разноцветные резные храмы-терема и причудливо украшенные барельефами фасады зданий:
– Там такие длинные дома, как вся наша улица, а колонны, вытесанные из гранита, выше, чем три самых высоких тополя, если их поставить друг на друга. Вот вырастешь, поедешь туда и все сама увидишь.
Однако желание посетить город на Неве сбылось гораздо раньше. К пятидесятилетию советской власти областной отдел народного образования организовал для отличников бесплатную поездку в колыбель Октябрьской революции. Преподаватель математики посодействовал, чтобы Машу, его лучшую ученицу, тоже включили в список участников тура. За неделю весенних каникул школьникам показали крейсер «Аврора», кабинет вождя в Смольном, где он ходил по коридорам в поисках кипятка, провели по Пискаревскому кладбищу и продемонстрировали поведение маятника Фуко в Исаакиевском соборе. С той поры любовь к городу взросла многократно. Маша собирала открытки с видами северной Пальмиры, но спустя многие годы, просматривая альбом с достопримечательностями города, вдруг поняла, что красоты его по большому счету она не видела.
Пройдя по пустым комнатам своего большого дома, Мария Романовна села у окна. Где-то у соседей залаяла собака, нарушив тишину засыпающего села, а ведь раньше в это время жизнь била ключом. После вечерней дойки все спешили в клуб: в будние дни посмотреть кино, а по субботам на танцы. Сейчас нет ни клуба, ни молодежи, а пять лет назад закрыли и школу. Умирание села происходило на удивление быстро. С развалом совхоза бывшие ученики потянулись в областной центр, бросив отчие дома. Иные разлетелись по стране, ближнему и дальнему зарубежью, а оставшиеся ровесники и совсем уже древние старички, коротают свой век на лавочке у сельмага, перетирая новости о детях и внуках. Да и сама она вступила в печальный этап доживания, когда никому не нужны накопленные профессиональные знания и опыт. Казалось, ничего не изменится в сером монотонном существовании, и вдруг этот нежданно-негаданный звонок.
Получив приглашение, старая учительница погрузилась в воспоминания о своей первой незабываемой поездке, самом ярком пятне в долгой однообразной жизни. Хотя тот юбилейный год отпечатался в памяти и другим событием, диаметрально противоположным по эмоциям, которые математичка связывала между собой по закону тождества двух частей уравнения. Если тебе подарена неожиданная радость, то жди неприятностей. Масса впечатлений от экскурсий по городу Ленина, которые просто распирали от восторга, компенсировались семейной драмой – осенью у них украли сено. Воры подъехали на грузовике и, подрезав тросом стог у основания, уволокли его по первому снегу. Сенокос в то лето выпал непростым. Выделенную делянку из-за затяжных дождей выкашивали в течение месяца и сушили сено в редкие солнечные дни, вороша многократно преющую траву. Стожок сметали на полянке, укрыв от посторонних глаз и радуясь, что успели управиться до осенних дождей. Пропажу переживали всей семьей, но более других терзалась Маша. Впервые она косила сама, наравне с взрослыми, зажав зубами губу от усталости, хотя жалела не столько свои стертые до мозолей руки, сколько то, что горькая участь постигла семейство из-за ее неожиданного везения.
Кражи сена, преступления, из ряда вон выходящие, совершались редко, последний случай произошел лет десять назад, но тогда взбудоражившее село злодеяние оказалось досадным конфузом. По пьянке мужики перепутали участок и вывезли чужое сено, а разобравшись, собственный стог вернули потерпевшему, помогая извлекать его из заснеженного плена. На это же надеялись и Плотниковы, обходя соседей по сенокосным наделам, но тщетно.
Мама вздыхала:
– Тот, кто украл, согрешил один раз, а у кого украли – стократно, думая то на одного непричастного, то на другого.
Больше всего грешили на братьев Братухиных. То ли дезертиры, то ли штрафники в селе они появились вскоре после войны и, взяв в жены сестер-близняшек, устроили соревнование, кто нарожает детей больше. Лидировал старший с результатом в пять едоков, младший, водитель ЗИЛа, отставал ненамного. Хотя род Плотниковых им обогнать не удалось. У Романа Алексеевича детей народилось шестеро, и по двору уже бегало столько же внуков. Марии Романовне потом довелось учить многочисленное потомство родственников и деток шумной и нагловатой породы Братухиных, где-то в затворках души сохраняя подозрение, что пропажа сена связана с этим семейством. Но тогда младший из братьев заявил, что сено по дешевке купил в соседнем районе у мужика, который, решив перебраться в город, распродал скот и заготовленные на зиму корма. Искать продавца сена никто не стал. Также не проверили совпадение следов протектора, оставшихся на месте преступления, с шинами братухинского ЗИЛа. Когда Маша с мамой проходили мимо их двора, чтобы глянуть на сено, младший Братухин налетел на них чуть ли не с кулаками.
– Чего вы тут шляетесь, чего высматриваете?
Разрыдалась мама уже дома:
– Как таких людей земля держит? И ведь не боятся Бога! Им же на том свете все припомнится! И воздастся каждому по делам его! Иисус завещал прощать недругов наших, говорил, не судите и не судимы будете. И как их оправдать? Лишили малых деток молочка. А не простить нельзя, иначе поселятся в душе злоба и ненависть, и загрызут изнутри. Видно, доля наша такая – стенать да смириться.
Маша, как могла, успокаивала мать:
– Бога нет, но справедливость всегда восторжествует, и не на том свете, а еще на этом, – молодое сердечко недавно принятой в комсомол активистки кипело от негодования. – Добро всегда побеждает Зло. Вот увидишь, аукнутся ворам наши страдания.
А потом они плакали вместе. Мать, вспоминая свою горькую сиротскую судьбу, как с тремя детками восемь лет ждала мужа сначала с армейской службы, а потом с фронта. Как терпела помыкания старого свекра, постоянно ворчавшего, что непутевый сын повесил на его шею хомут из прожорливых ртов. Острой болью в душе отзывались подзатыльники, которые старик беспричинно отвешивал своим внукам, а она безропотно сносила его жестокость, поскольку деваться было некуда. После возвращения мужа солнышко заглянуло и к ней в окошко. Наверстывая пролетевшее в разлуке времечко, они успели родить еще троих. Как сложится их судьба? Старшие то уже выучились и определились. Успеть бы остальных поднять на ноги, более всего сокрушалась она о младшенькой Машеньке, девочке умной, доброй и работящей.
Мария плакала, потому что жалела родителей. У папы часто болели ноги, иссеченные осколками мины. По вечерам, особенно после тяжелой работы, мышцы каменели от сжимавших их судорог, и она массировала отцу голени, нащупывая металлические крупинки, застрявшие в них. Переживала она и за маму, после смерти родителей, подростком взятой чужими людьми помогать по хозяйству. С тех пор праздники не выпадали в ее судьбе, а лишь трудовые будни и каждодневные заботы, чем накормить детей и внуков, как управиться с домашней скотиной и огородом. Только об одном светлом эпизоде в своем далеком детстве мама вспоминала часто, как отец возил ее в город и купил тульский пряник. Засохшее лакомство пришлось грызть зубами, но внутри оказалось сладкое повидло, аромат которого запомнился навсегда. А еще они зашли в шапито. Разноцветный шатер, хлопал на ветру брезентовыми крыльями на входе, маня таинством представления. В предвкушении зрелища публика громко шушукалась, лузгая семечки. Новый неизведанный мир деревенской девочке представлялся красочным, наполненным радостью и счастьем. Наконец, на арене появился долгожданный рыжий клоун и начал громко смеяться. Хохотал он заразительно, хватаясь за живот, и, свалившись на ковер, смешно дрыгал ногами, зрители заливались смехом, и мама веселилась вместе со всеми. Просмеявшись, рыжий спросил:
– Чего хохочете? Я-то радуюсь, что собрал с вас, лопоухих, деньги. А вы чего развеселились?
Цирк мама не любила и военные фильмы с гибелью главных героев тоже.
– Артисты-то хоть живыми остались, – успокаивала она себя после тяжелых сцен.
«Вот выучусь, заработаю много денег и обязательно свожу маму в Ленинград», – мечтала тогда Маша, еще не зная, что повторит ее судьбу.
После окончания пединститута Мария вернулась в свою школу учить математике ребят. Вышла она замуж за Николая, первого парня на деревне. Приземистый, плотный и, главное, хозяйственный, работал он водителем в совхозе и алкоголем не увлекался. Жили они дружно, ездили на грузовике в лес за ягодами и грибами, посадив в кузов соседских ребятишек, а вот своих поначалу не было. Первенец не прожил и дня. «Это компенсация за удачный брак», – терзали Марию ночные думы, но следом родилась девочка, куколка-красавица, и тревоги отступили.
Перед развалом Советского Союза их семья крепко стояла на ногах. Построили дом и обзавелись добротным хозяйством. Как у всех в селе, по их двору бегали куры и утки, в сарае мычала корова и хрюкали поросята, а в огороде стояли теплица и несколько ульев. В школе Марию Романовну ценили и уважали, почти ежегодно вручали ей почетные грамоты. Несколько раз она вывозила на областные олимпиады своих учеников, а двое самых продвинутых вернулись из столицы с призами. Мария постоянно просила мужа провести отпуск в Ленинграде, но Николай отказывался, он копил на собственный легковой автомобиль.
В лихие девяностые жизнь пошла наперекосяк, а началось все с автоаварии, когда Николай въехал в багажник крутого джипа. Как он уверял, произошла подстава. На высокой скорости джип обошел его «Жигули» и неожиданно затормозил якобы перед дорожной ямой. Ущерб оценили в сумму для семьи неподъемную. Разбитые, видевшие виды «Жигули» в счет выплаты ущерба, пострадавшие брать не захотели. Братки – а это были трое сыновей Братухиных – зашли во двор под вечер. Они не ругались, не матерились и вели себя предельно вежливо:
– Это машина нашего босса, ждать ему, пока вы деньги наскребете, нет никакого резона, так что извините, Мария Романовна, шеф сказал, что одной коровы недостаточно, мы заберем и кабанчиков тоже. Вам повезло, что нам это дело поручили, другие бы переломали вашему мужу руки-ноги, катали бы его всю жизнь в инвалидной коляске.
Так увезли любимую Буренку со звездочкой во лбу. Мария вырастила ее с телочки, и она всегда бежала домой во главе стада и только вошла в пору, дважды принося таких же чудных звездных телят. А эти ублюдки пустят их кормилицу под нож. Мария прорыдала всю ночь, с досады выговаривая мужу про его блажь с поездкой в город, так печально для них закончившуюся. Супруг молчал. Видимо, с той ночи между ними и образовалась трещина. Николай стал задерживаться в поездках по району и часто не ночевал дома. А в один из осенних дней сообщил, что переезжает жить к молодухе в соседнее село. Увы, беда одна не приходит. Дочь училась плохо, но благодаря маминым стараниям переходила из класса в класс. Она как-то рано расцвела, и редкий парень не останавливал на ней свой взгляд. Упрямая и своенравная старшеклассница не слушала наказы матери, купаясь во всеобщем мужском внимании. Последствия отношений со студентом-первокурсником вылились в двойню мальчишек. Материнский инстинкт у семнадцатилетней дочери не проснулся, и Марии самой пришлось поднимать болезненных внуков, таская двойню по врачам. В это же время тяжело заболела и ослепла мама, пришлось перевезти ее к себе, благо места в доме хватало. Теперь, кроме занятий в школе, на плечи учительницы лег уход за мамой, внуками, огородом и домашней живностью. Так и жила она в постоянных заботах и проблемах, не выезжая дальше областного центра.
Известие о гибели трех братьев Братухиных, застреленных в криминальной разборке, Мария перенесла болезненно. Разве она не желала им смерти, когда уводили ее Буренку? Учительница вспоминала их хулиганистых деток, не без способностей к математике, и дерзкую шутку одного из них:
– Зачем нам сложение и умножение, вы научите нас, как отнимать и делить.
По странному стечению обстоятельств хоронили детей братьев Братухиных в один день с мамой. На кладбище собралось чуть ли не все село, громко стенали старушки-близняшки, разом лишившиеся всех своих сыновей. Народ стал расходиться, а окаменевшая от горя Мария стояла у свежей могилы мамы, когда к ней подошёл младший из братьев Братухиных. Еще недавно могучий старик вдруг сжался, сгорбился и, опираясь на сучковатую палку, остановился рядом:
– Наверняка это твоя мать потянула наших сыновей за собой из-за того треклятого сена.
Мария так и не поняла, было ли сказанное запоздалым признанием в краже или, наоборот, желчным излиянием, когда при безвозвратной потере, пытаются отыскать виновного, и машинально ответила словами матери:
– Бог вам судья.
В Бога Мария никогда не верила и в церковь не ходила. Отец был убежденным коммунистом, и сама она придерживалась строгого атеистического воспитания, принятого в советской школе. Тем не менее, соблюдая христианские традиции, на отпевание мамы пригласила священника. Остался батюшка и на поминки. Соседки-старушки, осушив по стопочке, вспоминали покойницу как тихую, безропотную, не сумевшую постоять за себя женщину, а сельский поп принялся витиевато рассуждать, что за земные страдания душа новопреставленной обязательно попадет в рай.
– Слабое утешение для проживших всю жизнь в унижении и не вкусивших и тысячной доли ее радостей, – возразила ему Мария Романовна.
– Да, слабое, но все же утешение, – с воодушевлением включился в дискуссию священник. – Только вера и спасает людей, она помогает им выжить и преодолеть трудности. Ибо сказано в писании: «Вера есть залог наших надежд, и все, чего ни попросите в молитве с верой, получите». Неверующий человек слаб и никчемен.
В душе Мария Романовна понимала, что неразумно спорить со священником, у которого на каждый довод имеется цитата из Библии, вобравшей вековую мудрость бытия, но не удержалась:
– А как же коммунисты, к примеру, мой отец? Он в Бога не верил, но героически прошел всю войну и достойно прожил жизнь. По-вашему, выходит, он слабак?
– Не о том глаголешь, Мария Романовна. Роман Алексеевич, светлая ему память, – ратный герой, чтимый в нашем селе, но Бог дает веру не потому, что кто-то ее заслужил или достоин. Она идет от Бога. Человек без веры в душе тоже бывает честным и справедливым, но многим для смирения гордыни и человеческих пороков надо Бога бояться, а другим он надежду подает в тяжелую минуту.
Проводив старушек и убрав со стола, Мария стала наводить порядок в маминых узелках с вещами и наткнулась на фамильную иконку, маленькую овальную дощечку в медном окладе с наклеенным изображением Вседержителя. «Все, чего ни попросите в молитве с верой, получите», – всплыли в голове слова священника. Именно в ту горестную минуту единственный раз в жизни, сжимая в ладони панагию, она со слезами попросила прощения за свои грехи, за то, что желала зла обидчикам, что мало времени уделяла маме, так и не свозив ее даже в областной центр. Подумав немного, не будет ли это нахальством, она помолилась о вразумлении непутевой дочери, не забыла помянуть и о своей заветной мечте, еще разок побывать в городе на Неве. Неужели через двадцать лет эта молитва дошла до адресата? Дочь вроде бы образумилась и теперь сама сидит с внуками, в которых души не чает, а вот сейчас пришло это неожиданное приглашение.
Встретили Марию Романовну по высшему разряду. В просторной квартире ей отвели целую комнату, служившею библиотекой. За стеклом книжных полок стояли знакомые фото школы, родного села, близких родственников, но особенно умилил учительницу снимок Бессмертного полка, где на переднем плане с портретом-транспарантом ее отца в буденовке вышагивал Сергей со своим семейством. – «Мой добрый папочка, вот и ты снова гуляешь по улицам любимого города» – прослезилась она. Казалось, что такого радушия она не испытывала никогда, уж очень ей приглянулись хлопотливая супруга Сергея и внучатый племянник, копия своего энергичного отца, такого же доброго и любознательного.
Накрытый к приезду родственницы стол, ломился от диковинных деликатесов.
– Я часто вспоминаю ваши уроки и слова Михайло Ломоносова, «математику уже затем учить надо, что она ум в порядок приводит», а просматривая учебники сына, сам голову сломал, ничего не понял. Надеюсь, за месяц вы привьете внуку математическое мышление. Хочу провозгласить тост за мою любимую тетю и учительницу, – торжественно восклицал Сергей. От этих слов Мария Романовна снова расплакалась: «Неужели я кому-то нужна?»
В ближайший выходной после встречи Сергей подвез тетю на Дворцовую площадь, дав подробную инструкцию прогулки по городу, а сам уехал по своим неотложным делам. Мария Романовна хотела взять гидом внучатого племянника, но у продолжателя фамилии Плотниковых день оказался загружен другими занятиями. «Страшновато одной гулять по городу, но обиднее всего, не с кем поделиться своими ощущениями», – досадовала про себя учительница.
Город одарил Марию Романовну по-настоящему весенним днем с ласковым солнышком. Вербное воскресенье вывело на городские проспекты беззаботно улыбающихся горожан и туристов, спешащих сфотографироваться возле каждого памятника. Светлый праздник в самом широком смысле этого слова переполнял скупую на эмоции учительницу, и она усмехнулась своим извечным страхам: когда много веселишься, после наплачешься. Жизнь прекрасна, исполнилась заветная мечта, пронесенная через невзгоды и лишения, чего еще желать? Как-то сама собой сутулая фигура сельской старушки с опущенными плечами под напором радостных эмоций преобразилась в знающую себе цену статную пожилую женщину. Мария Романовна степенно шла по Невскому проспекту, хорошо ей знакомому по коллекции открыток и альбому с видами города, который сослуживцы подарили на юбилей. Те достопримечательности, которые она посещала в юности, больше не пользовались интересом у туристов. Зазывалы уговаривали посетить дворцы и выставки или проплыть по каналам и рекам. За пятьдесят лет город сильно изменился, если раньше в памяти остались длинные заборы, кучи черного снега и обветшавшие здания, то сейчас апрельское солнце освещало роскошь отреставрированных фасадов. Мария Романовна представляла, как по этой улице шел, прихрамывая, отец, а еще раньше разъезжали на броневиках революционные матросы, а до того кареты с императрицами.
Прихожане с веточками вербы заполонили тротуар на подходе к церкви Святой Екатерины. Пробираясь сквозь толпу, учительница недоумевала, от произошедших перемен. Откуда в атеистической стране в цивилизованном веке вдруг, ни с того ни с сего, появилось столько верующих, или это дань изменчивой моде? Раньше верили в светлое будущее, которое надо построить собственным трудом, а сейчас уповают на высшие силы. Конечно, хорошо, что они радостные. Наверно у них нет в жизни печалей и не гнетут их заботы о выживании или горожане настолько богаты, что не думают о завтрашнем дне? Может, действительно, вера в Бога помогает им преодолевать житейские трудности? В своем селе она давно не слышала смех, а только старческие брюзжания неудовлетворенности собственной жизнью.
Первым в плане стояло посещение музея шедевров ювелирного искусства фирмы Карла Фаберже. Цена билета сельской учительнице показалась чрезмерно высокой, и, хотя Сергей оставил ей деньги, Мария застыла в раздумьях: «И зачем мне этот музей?»
Молоденькая кассирша приветливо улыбнулась:
– У нас пенсионерам большая скидка, у вас есть удостоверение?
– Есть-то оно есть, вот только я его забыла, – Мария Романовна, решила не ходить на выставку, а по приезде домой пересмотреть все изделия знаменитого ювелира в альбоме.
– Бабушка, давайте двести рублей, и так видно, что вы на пенсии.
Улыбка миловидной девушки осветила весь день.
– Действительно, чего я тогда тащилась через всю страну. Кутить, так кутить, – решилась Мария Романовна. – Спасибо, внученька, дай тебе Бог хорошего мужа.
Роскошь дворца Шуваловых произвела на учительницу ошеломляющее впечатление, ей вдруг показалось, что сейчас по мраморным лестницам спустятся светские дамы в белых длинных платьях с обнаженными плечами, а навстречу им она в своем сером потертом костюме, справленном по случаю ухода на пенсию. «Зачем мне все это, здесь другой мир, и я в нем как белая ворона», – смутилась она, оглядываясь по сторонам. Вокруг поднимались на выставку экскурсанты, одетые пестро и небрежно, некоторые даже в рваных джинсах, что немного успокаивало. Затаив дыхание, Мария переходила из зала в зал, не веря своему везению, и радуясь за сотрудников музея, имеющих возможность ежедневно созерцать эту красоту. «Если бы я жила в городе, обязательно пошла бы работать в музейные смотрители», – мечтательно думала она.
Любование иконами длилось более часа. Подходя к очередному образу, Мария склоняла голову, вглядываясь в божественный лик, обрамленный причудливым окладом, а потом, отступив шаг назад, кланялась. Завороженная красотой замысловатых узоров и растительных орнаментов, расцвеченных яркими эмалями, которые светились в блеске драгоценных металлов, и не знавшая, как выразить свой восторг, учительница отвешивала поклон создателям шедевров, их мастерству и таланту. В ранний час посетителей в зале находилось немного, и они с удивлением смотрели на женщину, перепутавшую церковь с выставкой культурных ценностей, но Мария Романовна этого не замечала.
У Аничкова моста учительницу окликнул седой мужчина с восточными чертами лица:
– Мадам, не желаете ли проплыть по рекам и каналам Петербурга?
На вопрос, можно ли получить скидку пенсионерке без удостоверения, он ответил, что на пенсионерку она совсем не похожа, а таких импозантных женщин, по его разумению, надо вообще катать даром.
Комплимент кавказца отозвался новой волной счастья. Сама экскурсия понравилась Марии Романовне меньше. Ее смущали шумные иностранцы, которые громко разговаривали и беспрестанно вскакивали, не слушая предупреждения экскурсовода об опасности при прохождении низких арок моста. Речной трамвай шел быстро, и гид тараторила ему в такт. Мария Романовна не успевала, как следует, разглядеть дворец на одной стороне канала, а по другой мимо проплывал еще более занятный храм. Информация об истории города, архитекторах величественных зданий и мостов лилась бурным потоком, а в памяти отложились лишь мелкие крупицы: Казанский мост – самый низкий, а Синий мост – самый широкий, в этом дворце справа князь Юсупов застрелил Григория Распутина, а слева на гранитном обелиске-водомере отмечены уровни бывших наводнений.
Вишенкой на торте стало посещение Эрмитажа. Устав за день, учительница обошла лишь малую часть экспозиций, присаживаясь на каждой свободной скамейке. Неожиданно пришедшая мысль разрешила мучающий весь день вопрос: почему ей постоянно встречались радостные, доброжелательные и общительные люди? Открывшаяся истина представлялась простой как таблица умножения, – существует некая связь между окружающей красотой и душевным благополучием. В церкви с их пышным убранством, на выставки и в музеи люди идут на встречу с прекрасным. Красота делает их добрее, наполняет жизнь смыслом, побуждая творить и приумножать произведения искусства. Отсюда у питерцев приветливые лица, хотя, возможно, они не осознают истоки своего счастья, проживая в городе-памятнике.
Сергей жил на Камышовой улице в десяти минутах ходьбы от метро «Комендантский проспект», напротив супермаркета с нерегулируемым пешеходным переходом. Марии захотелось как-то отблагодарить племянника за подаренный праздник. Набрав, на все оставшиеся деньги полные пакеты продуктов, она вышла на зебру и посмотрела по сторонам. «Какой прекрасный день, а ведь я могла, как и мои родители, не увидеть красоту этого мира, но мне несказанно повезло», – улыбалась своему счастью Мария Романовна. Уходящее за горизонт солнце слепило глаза, скрывая низкую спортивную машину, развившую бешеную скорость. Смерть учительницы наступила мгновенно, улыбка так и осталась на ее лице, и она уже не слышала, как выскочивший из машины парень кричал:
– Эй, старая корова, вставай, чего разлеглась!..