НЕБОЛЬШОЙ КЛАД КИТАЙСКИХ МОНЕТ ИЗ КИРГИЗИИ
Соседство с Китаем, оказало существенное влияние на развитие денежного обращения в истории Кыргызстана. Китайские монеты здесь находят постоянно как единичные экземпляры так и в кладах. И самые ранние из них монеты у -чжу, которые изготавливались в Китае на протяжении семи веков, начиная со второго века до нашей эры, и официально были выведены из обращения только с началом отливки кайюань тунбао в 621 году. Поскольку раньше монеты у чжу находили чаще всего в женских погребениях вместе с бусами, то считалось, что эти монеты участие в денежном обращении не принимали. Этот факт отмечен и в китайских хрониках собранных монахом Иакинфом (Н.Я. Бичурин Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена). "Даваньцы, получая из Китая золото и серебро, употребляли его на изделья, а не на монеты". Иное мнение у Э.В. Ртвеладзе. Фергана (государство Давань) в II в. до н.э. - I в. н.э. была богатой земледельческой страной с высокоразвитой экономикой, сельским хозяйством, ремеслом и значительным количеством городов, не имея собственной монеты, могла войти в зону влияния китайской денежной системы, используя монету у-чжу в качестве денежного знака. Не исключено, что на базе китайских монет в Фергане было налажено собственное производство монеты, т.к. некоторые экземпляры найденных здесь монет производят впечатление не подлинных, а подражаний или полностью деградировавшего типа.
Наиболее распространенными находками китайских монет на территории Кыргызстана являются монеты династии Тан. В начале VII в., после распада Первого Тюркского Каганата на Западный и Восточный, усиливается политическое влияние Китая, заметно окрепшего при агрессивной Танской династии (618-907 гг.). Земли вдоль Великого шелкового пути попадают под влияние Китая и оседлое население Семиречья начинало привыкать к оригинальным бронзовым китайским монетам с квадратным отверстием в центре и легендой Кайюань тунбао «Ходячая монета начала правления». Выпущенные в колоссальном количестве, эти монеты имели необычайно широкий ареал распространения. Помимо «валютного обеспечения» Великого Шёлкового пути, ими платили жалованье личному составу китайских гарнизонов, которые стояли в ряде городов Западного края, в том числе и в столице Западно-Тюркского каганата ― Суябе по крайней мере с 648 по 719 гг. Поэтому вполне логично, что местное население Семиречья в конце VII -начале VIII в. широко использовало их и для внутреннего обращения. На следующем этапе, когда привозных монет уже не хватало, здесь был налажен выпуск монет с согдийской легендой βγy twrkyš γ’γ’n «Господин тюргешский каган» и местных подражаний монетам династии Тан.
Монеты династии Тан - "кайюань тунбао" состовляют почти 30 процентов раннесредневекового монетного комплекса причем две третьи из их явно местного изготовления. Все подражания типологически восходят к китайским эмиссиям династии Тан. Собранные вместе, они составляют своеобразный ряд, исследуя который, можно проследить, как изменялись, а точнее, деградировали китайские монеты, выпускаемые на местный монетный рынок. Расцвет эмиссии «варварских подражаний» китайским монетам династии Тан на основании ряда фактов отнесен ко времени карлукского правления.. начиная с пторой половины VIII в.
Бурный рост товарно-денежных отношений во времена расцвета династии Караханидов насытил рынок высокопробными серебряными дирхемами, которые выпускались по всей Средней Азии от Кашгара до Бухары. Тем не менее китайские династии Северная Сун встречаются постоянно хотя, в денежном обращении они участия не принимают.
В 2013 году в районе городища Бурана был найден клад из 20 монет Дадин тунбао 1161-1190 годов выпуска, правящей в Китае чжурчженьской династии Цзинь, вместе с ним были подняты две матрицы для изготовления украшений. Все монеты одного типа небрежной отливки и большего веса, что вызвало предположение об их местном производстве, поскольку в этот период официальных монет в Чуйской долине не чеканилось, а потребность в них, как видно существовала.
При восстановлении денежного обращения после монгольского нашествия из за постоянных междоусобиц наследников Чингиз хана торговые отношения с династией Мин по всей вероятности сошли на нет, во всяком случаи находки монет этого периода нам неизвестны.
Зато обилие монет династии Цин, найденных на территории Кыргызстана, привело автора к заключению о существовании приграничной торговли с использованием монет.
Денежное обращение Кыргызстана в середине ХIХ вв. оставалась слаборазвитым. Своей денежной единицы киргизы не имели и с соседними странами вели в основном натуральный меновой торг, к ним приезжали торговцы из Ферганы и Кашгара со стеганными бумажными и шёлковыми халатами и одеялами. Задолго до принятия киргизами русского подданства из России привозили железные и чугунные изделья, выделанную кожу и ткани. В обмен на привозимые товары купцы получали скот, шкуры, войлоки, пушнину. В качестве всеобщего эквивалента при обменных операциях чаще всего была овца, изредка использовались низкопробные монеты позднеджанидской чеканки, бухарские, кокандские и китайские монеты. В записках, отчётах и дневниках русских путешественников можно почерпнуть отдельные сведения о денежном обращении Киргизии накануне и в период присоединения Средней Азии к России.
В мемуарах П.П. Семёнова-Тян-Шанского (1827–1914), первым открывшего для научного мира горную страну Тянь-Шань, сообщается о взаиморасчётах между киргизскими племенами, которые он наблюдал во время экспедиции в районе реки Сары-Джаз в 1857 г., когда при примирении племён сводились счёты в том, кто перед кем останется в долгу. Основой таких счетов, по киргизскому обычному праву, являлись, прежде всего, подсчёты потерь каждой стороны в баранах, крупном рогатом скоте, лошадях, верблюдах, и только после этого в людях ― «чёрной» и «белой» кости. Все эти потери переводятся на число баранов, служивших в то время своеобразной денежной единицей при самых разных расчётах. Но не только бараны и скот были в ту пору эквивалентами стоимости товаров и услуг. В этой же работе П.П. Семёнова-Тян-Шанского мы находим очень интересное упоминание. О использовании при крупных расчётах в Киргизии XIX в. и серебряных слитков ― ямбы (в киргизском произношении джамбы).
Ямбы имели достаточно широкое распространение на территории Кыргызстана. Они отмечены в кладах и до сих пор хранятся в некоторых семьях как объект тезаврации или символ богатства и благополучия. Форма слитков ― самая разнообразная, но чаще всего встречаются овальные «корытообразные» слитки, концы которых приподняты вверх, что придаёт им отдалённое сходство с копытом.
Хотя официально вывоз слитков из страны был запрещён, «торговцы наши провозили его скрытно». Караван, с которым вернулся из Кашгара Ч.Ч. Валиханов, вывез оттуда 27 ямбов. Косвенным свидетельством о хождении ямбов за пределами Поднебесной могут быть воспоминания П.К. Козлова об организации пятой, роковой для Н.М. Пржевальского экспедиции в центр Азии. «Во время продолжительной остановки в Пишпеке в начале октября 1888 г. Николай Михайлович выезжал в Верный (Алматы) за получением купленного там китайского серебра на расходы в предстоящим путешествии». В данном случае речь может идти только о ямбах, поскольку серебряные монеты в северо-западном Китае появились не раньше 1891 г., а в центральных провинциях ещё позднее.
Восточный Туркестан, будучи китайской провинцией (Синьцзян), имел свою монету по образцу китайских чохов или цяней, которые среди местных жителей назывались пул, а у русскоязычного населения носил название ярмаков. Туркестанские пулы отливались из красной меди круглой формы с квадратным отверстием в центре. На аверсе монет помещалась легенда из 4 иероглифов, означающих девиз правления, а на реверсе ― обозначение монетного двора на маньчжурском языке и номинал монеты по-китайски. В отчёте Ч.Ч. Валиханова «О торговле в Кульдже и Чугучаке», относящемся к середине ХIХ века, приводятся курсы для пересчёта различных денежных эквивалентов ― медных монет, разнообразных по весу серебряных слитков-ямбов, кокандских и бухарских золотых монет и баранов-двухлеток. Бараны почитались самой неудобной «валютой»: так, в 1856 г. остались непроданными более 40 тысяч баранов, хотя цена на двухлеток была баснословно дешева: от 40 до 50 копеек серебром.
Некоторые существенные дополнения о торговле киргизских племён с Китаем отмечены в трудах и отчётах зоолога и неутомимого исследователя Средней Азии Н.А. Северцева (1827–1885). В его сообщениях отмечается, что, кроме скота, «киргизы продавали в Кашгарию кошмы, кожи, меха и молодые маральи рога», за что «кашгарцы платили бязью, халатами, посудой, чаем и отчасти серебром» (выделено нами. ― А.К.).
Сведения российских путешественников о состоянии денежного обращения в соседнем Китае представляют интерес в связи с находками на территории Кыргызстана нескольких кладов китайских монет и клада ямбов, изучение которых позволит определить их роль в торговых связях киргизских племён середины XIX в.
На XI Всероссийской конференции автор делал сообщение о кладе из 3447 китайских монет. В начале 1980-х годов на границе с Китаем, в Аксайской долине (Нарынская обл.), в скальной расщелине на глубине до 1 м местным чабаном был найден крупный клад китайских монет весом несколько килограммов, спрятанных в полотняном мешочке ― курджуме. Предприимчивый чабан начал продавать монеты односельчанам в качестве чудодейственных амулетов. Кладом заинтересовалось областное управление КГБ, поскольку в то время отношения с великим соседом были ещё напряжёнными и клад мог послужить лишним поводом для территориальных притязаний Китая. В справке Комитета государственной безопасности сообщалось, что в расщелине обнаружено 985 монет, ещё 456 собраны с помощью миноискателя на прилегающем участке. Кроме того, 2006 монет из того же клада были обнаружены и изъяты у населения в процессуальном порядке. Открытую публикацию сведений о находке китайских монет тогда сочли преждевременной, и клад был передан в закрытый фонд Го¬сударственного исторического музея Киргизской ССР.
Самая ранняя из которых изготовлена в начале правления династии Тан (618–907), а самая поздняя ― 10 цяней провинции Синьцзян (1851–1861). Таким образом, клад иллюстрирует более чем 1200-летний период денежного обращения Китая, и в то же время представляет интерес как свидетельство торговых отношений в приграничном Кыргызстане в середине XIX в.
Клады китайских бронзовых монет XVIII–XIX вв., и особенно единичные находки так называемых чохов или ярмаков в ущельях Чуйской и Иссык-кульской областей, встречаются довольно часто. На основании этих фактов можно было бы предполагать активную торговлю киргизских племён с соседним Китаем. Однако такое предположение опровергается свидетельством очевидца. Из рассказа троицкого 2-й гильдии купца Абдулвали Абдул-Вагапова о путешествии его с товарами из Троицка в Чугучак, опубликованного в «Известиях Императорского Русского географического общества» под редакцией В.В. Григорьева в 1850 г., сообщается: «Китайцы ― ни своих денег нам не дают, ни наших себе не принимают. Торг китайских купцов с нами идёт посредством мены, и умственною единицей служит при этом воображаемая монета «мата», о нарицательной ценности которой можно иметь понятие из следующих данных: фабричное широкое сукно, которое можно продать за 1,5 рубля серебром, ценится в 5 мат; ситец, продаваемой на фабрике по 7 и 1/7 коп сер. цениться за кусок в 10 аршин в 10 мат, а простой чёрный чай обходится по 71 ½ коп. сер. за фунт».
В действительности причина массового появления китайских монет на территории Кыргызстана совсем иная. Сохранилось письмо Туркестанского генерал-адъютанта фон-Кауфмана 29 апреля 1872 г. «О приеме в Кульджинскую кассу ярмаков (чохов) и о назначении им курса» с положительной резолюцией министра финансов М. Х. Рейтена от 6 июля 1872 г.», в котором, в частности, сообщается: «В Кульдже по падению Манджурской (так в документе. ― А.К.) власти, вследствие уменьшения торговли, имеющиеся в обращение количество ярмаков, оказалось далеко превышающим потребность, вследствие чего ценность ярмаков упала до 50 коп за пуд. С 1867 г. ярмаки стали вывозить в Ташкент, в качестве материала для приготовления краски. Не смотря на этот вывоз, количество ярмаков ещё весьма значительно. У некоторых местных торговцев есть целые кладовые, заваленные связками ярмаков. В связи с недостаточным количеством российской разменной монеты Семиреченский военный губернатор пришел к заключению о необходимости поддержать и восстановить обращение ярмаков, как мелкой разменной монеты, и для того предложил установить приём её в казну по определённому курсу. Приём ярмаков по 125 шт. на одну копейку, не может ввести казну в убыток, ибо стоимость их, как металла несколько не ниже, между тем приём ярмаков в казну установит их ценность, поддержит их обращение, как разменной монеты и понизит цены на хлеб, местные припасы и рабочие руки». Естественно, что разрешение использовать для размена китайские монеты представлялось временной мерой до полного насыщения рынков российской медью; тем не менее, китайские чохи оставили свой след в истории денежного обращения Кыргызстана.
Наличие в сфере денежного обращения самых разных средств ― от чужестранных монет и слитков до живых овец в качестве всеобщего эквивалента ― создавало значительные неудобства при торговых расчётах и предоставляло широкое поле для злоупотреблений при определении обменных курсов. В этой связи представляет интерес Именной Высочайший указ Правительствующему Сенату от 30 ноября 1890 года «О постѣпенномъ изъятіи изъ обращенія туземной серебряной монеты, обращающейся въ Туркестанскомъ Краѣ»:
Поздней осенью 2020 г. чабан из Кочкорского района Нарынской обл. принес в антикварный салон Бишкека 12 китайских бронзовых монет, найденных в горах при обустройстве стоянки. По его сведениям, монеты лежали компактно в дерне, в полусгнившем холщовом мешочке. Состав находки следующий (три монеты представлены на Рис. 1–3):
1. 1 вэнь. Цянь лун тун бао, Или (1775–1795 гг.) – 1 экз.
2. 10 вэнь Сиань фэн тун бао, Кашгар (1855–1859 гг.) – 1 экз.
3. 10 вэнь, Гуансюй тун бао, Кашгар (1886–1906 гг.) – 3 экз.
4. 10 вэнь, Гуансюй тун бао, Урумчи (1886–1906 гг.) – 2 экз.
5. 10 вэнь Тонг чжи тун бао, Куча (1883–1888 гг.) – 1 экз.
6. 10 вэнь, Цянь лун тун бао, Куча (1878–1891 гг.) – 1 экз.
7. 10 вэнь, Гуансюй тун бао, Куча (1878–1908 гг.) – 1 экз.
8. 10 вэнь, Аксу (1914–1915 гг.) – 2 экз.
Необычный комплекс бронзовых монет династии Цин, конца XIX – начала ХХ в. с двумя довольно редкими монетами Аксу, отлитыми вскоре после Синьхайской революции, явно не связан с торговыми отношениями, поскольку монеты предназначались для местного обращения и участия в международной коммерции не принимали. На территории Киргизии эти монеты начала XX в. встречаются крайне редко. Нам представляется, что находку можно связать с массовым возращением в начале 1920-х гг. из Синьцзяна беженцев, ушедших в Китай после восстания 1916 г.